Гастон Леру и тайна «Гранд-оперы»: а был ли призрак?
1,879
просмотров
В парижской «Гранд-опера» проходили премьеры опер Сен-Санса, Массне и Делиба, пели лучшие голоса мировой сцены, она принимала у себя «Русские сезоны» Дягилева. Но вряд ли кто-то прославил этот театр больше, чем не отличавшийся ни слухом, ни голосом французский писатель Гастон Леру. Он обнаружил в «Опере» призрак! Обнаружил... или всё-таки выдумал?

Знаменитый мюзикл «Призрак Оперы», если кто ещё не знает, основан на событиях, описанных в одноимённом романе Гастона Леру. Бесчисленные экранизации, вплоть до фильма Джоэла Шумахера, − тоже. В предисловии к роману о фантоме, опубликованному в 1909 году, автор клятвенно заверяет нас, что этот призрак существовал на самом деле, просто он сделал всё, чтобы убедить нас в обратном. Герой романа Эрик, он же призрак, в эпоху описываемых событий был реальным человеком из плоти и крови, а в фантом его превратили врождённое уродство и людская злоба. Автор на этом категорически настаивает. Своё повествование он начинает тоном отчёта о проведённом расследовании:

«События, о которых пойдёт речь, произошли всего лишь тридцать лет назад, и в «Опере» до сих пор не трудно найти почтенных пожилых людей несомненной честности, помнящих, как будто это было только вчера, загадочные и трагические обстоятельства похищения Кристины Даэ, исчезновения виконта Рауля де Шаньи и смерти его старшего брата, графа Филиппа… Но ни один из этих свидетелей, конечно же, никогда не думал, что легендарный призрак Оперы имел отношение к этим ужасным событиям. Я медленно продвигался к осознанию правды…»

Помилуйте, какой такой правды? Правды о том, как какой-то гад, спрятавшийся за маской, застращал целый театр?  Заставил примадонну квакать жабой, похитил певицу Даэ и шантажировал владельцев театра, требуя ежемесячных выплат в размере 20 тысяч франков, иначе кирдык вашим спектаклям и примам? Хорошо, ладно. Поверим даже в самоубийство чем-то смертельно напуганного рабочего сцены − мало ли впечатлительных людей? Но ведь не в подземные чертоги и волшебное озеро? Понятно, что любой театр – технически организм сложный. С декорациями, машинерией, а вдобавок − средой, где впечатлительны не только актёры. Не одни лирические барышни из кордебалета, но и театральный персонал тоже люди с фантазией. Птички у них в головах, вот что! Новые владельцы театра (в романе), люди по-буржуазному трезвые, обнаруживают это довольно быстро. Эти господа сомневаются в существовании фантома, их разум не готов признать, что вместе с театром они приобрели геморрой, но за их неверие фантом жестоко мстит. 

Гастон Леру долго держит интригу − есть призрак или нет? И убеждает всех, что конечно же есть. Он только слывёт призраком, но это мистификация, на самом деле он − человек! Причём незаурядный, с прошлым в духе графа Монте-Кристо. Автор в это свято верит. Иначе зачем Леру клялся на смертном одре? 

Как вышло, что взрослый, трезвый человек втянулся в эту призрачную историю? Почему поверил в свою выдумку? Да потому, что история с призраком (точнее, с призраками) отнюдь не была его личной, она была социальной и даже интернациональной. Первые фантомы сгустились, когда ни здания «Оперы Гарнье», ни самого Гастона Леру ещё и на свете не было. Завязка романа обозначилась за 51 год до его публикации. Случилось это так.

Вечером 14 января 1858 года император Франции Наполеон III с супругой отправились на вечерний спектакль в «Оперу» на рю ле Пелетье. Там коляску со свитой уже поджидали террористы «Молодой Италии». Удальцы метнули три бомбы и угробили всех кучеров и лошадей императора. Наполеон III остался невредим, его супруга отделалась ссадиной на лице. Бомбистов поймали и гильотинировали, и многие из парижан, свидетелей казни, по странной традиции кинулись макать белые платки в капающую с помоста кровь… Почему террористы выбрали местом покушения «Оперу»? Неужели из национальной любви к этому жанру? Ясно одно: условная оперная смерть обернулась настоящей гибелью, и это − предупреждение о том, как просто вымысел и сказка могут воплотиться в реальность. Ну а дальше Наполеон III поклялся, что больше ноги его не будет в этом театре, и распорядился в порядке реванша построить театр − корону французской оперы на новом месте. История сказала своё слово и передала его архитектуре.

Шарль Гарнье (1825 - 1898)

Вокруг проекта, на который меломан-император бросил бешеные деньги, тотчас заклубились интриги, слетелись фаворитки и претенденты, но в конкурсе неожиданно победил никому не известный архитектор Шарль Гарнье. Этот юноша умел грезить наяву. Его проект состоял из многих, многих листов чрезвычайно детализованных планов. За пару месяцев он начертил на бумаге здание с многокилометровыми коридорами, головокружительными лабиринтами, мириадами колонн, балюстрад, арок и колоссальным куполом. Жюри и министры увидели театр воочию. Итак, Гарнье победил, и его пятнадцатилетняя каторга, сопровождаемая хором завистников, обзывавших его творение «турецкими банями», началась… Как только в 1861 году начали рыть котлован под здание, обнаружилось, что его заливают грунтовые воды. Гарнье поставил паровые помпы. Воду откачивали пять месяцев, днём и ночью. В округе пересохли колодцы и взвыли жители, оставшиеся без воды. Ночами Гарнье тайком осматривал близлежащие дома – не осели ли? Наконец вода иссякла, и помпы остановили. Но наутро лужи, как ни в чём не бывало, появились на дне котлована. Похоже, источники питались ручьями, впадавшими в Сену, а их остановить нельзя. И тогда Гарнье источник попросту запер.

Помните эффектную сцену в фильме Джоэла Шумахера «Призрак Оперы»? Озеро, прозрачная вода, полная отражений, огни из тьмы, гондола с юной красавицей и мрачным гондольером в венецианской полумаске… В реальности озеро под театром Гарнье представляет собой бетонное корыто длиной 55 метров и глубиной три с половиной, поддерживающее лёгкую клетку сцены. Вода в нём стоит до потолка, обитают в ней только сомы да раз в месяц тренируются водолазы-спасатели. Это в реальности, но кого она сейчас волнует, эта реальность? Волнует искусство.

В понимании любого мало-мальски образованного человека, куда переправляет девушку по озеру фантом? В царство мёртвых, конечно. Через мифическую реку Стикс, она же вода источников, запертая архитектором. Пройдя массу инстанций, суровое полотно жизни таким образом постепенно превратилось в сказочный ковёр-самолёт. Так сработала фантазия Гарнье – «Опера», вычерченная в стиле эклектики боз-ар и одновременно в духе венецианских палаццо, сменой вестибюлей и маршей, ритмом лестниц и галерей, изобилием фавнов и вакханок напоминала парадное шествие на тот свет, где верх процессии принадлежит раю, а подземное нутро − аду. Так, от действительности к сказке, двигалось и  воображение писателя Леру, и фантазия композитора Эндрю Ллойда Уэббера, создавшего мюзикл о призраке. Так вообще работает человеческая фантазия. Благодаря Леру и многочисленным постановкам его романа «Опера Гарнье» стала местом, под которым есть вход в таинственную подземную бездну – мир мёртвых, мир свергнутых богов, он же ад.

Но почему именно под зданием «Оперы» образовалась эта преисподняя, спросите вы. Погодите, самая жестокая из муз, принявших участие в создании призрака, − муза истории − ещё далеко не всё сказала.   

За время строительства «Оперы» Наполеон III сумел ввязаться во Франко-прусскую войну и проиграл её. В 1870-м пруссаки подступили к Парижу, и началась многомесячная осада. Неотделанные залы «Оперы» передали госпиталю, а в госпиталях не только выздоравливают… Когда же под конец войны власть перешла к Парижской коммуне, коммунары превратили подземные этажи в тюрьму для своих врагов. Здание «Оперы» целых восемь месяцев использовали не по назначению! Но и это не всё. Из подвала театра были пробиты ходы в катакомбы, вырытые ещё в Средневековье, а в них с XVIII века из-за переполненности кладбищ оставляли безымянные останки. Эти лабиринты с черепами и скелетами до сих пор не имеют точной карты. Но что известно точно − перед падением Коммуны революционеры в катакомбах расстреливали монархистов и республиканцев. 

В общем, когда мэтр Гарнье закончил грандиозную стройку, это уже был «храм культуры на крови». Вокруг новой «Оперы» густым туманом бродили призраки жертв войны и революции, витали души потревоженных мертвецов. А само здание, почти как картина мира её современников, было разделено на надземную и подземную части, рай и ад. В этом поле высокого напряжения и материализовался фантом. Мог ли он обладать приятным нравом? Вряд ли. Каково место, таков и его гений.

Всё, что происходило в театре и его окрестностях, прямо-таки взывало к перу. Кто-то должен был поймать эти знаки и сигналы. Их поймал Гастон Леру. К началу нового века он плавно поменял профессию адвоката сначала на газетчика и судебного хроникёра, затем − на автора готических романов. Седьмым по счёту стал его «Призрак Оперы». Нос Леру к тому времени был уже натренирован на поиск загадочных преступлений, но у него не было сюжета. Когда же он сделал ряд репортажей об «Опере», то понял, что всё нашёл…

Лестница "Гранд-опера"

Когда в 1875-м торжественно открылась «Опера Гарнье», парижане разинули рты. 17 этажей, 80 гримёрных, 1900 зрительских мест, 36 миллионов франков из казны! Из камня, мрамора и золота, из стекла и лепнины вырос роскошный дворец, и в нём закипела жизнь. В театрах она насыщенная − там внезапно вспыхивают пожары, танцор, запнувшись на ровном месте, ломает ногу, на сопрано валится декорация, умирает во время арии тенор, рабочий падает в незакрытый люк. Это неизбежно среди театральной машинерии − ведь вверх уходят сотни канатов, закреплённых на блоках и барабанах, там жерди колосников, мачты и реи, трубы и цепи. А есть ещё тяжёлые рулоны свёрнутых задников, лебёдки и прочие механизмы сцены. Всё как у всех. Но благодаря Гастону Леру у «Гранд-опера» появилась своя история об Ужасном Событии – да таком, что остальные театры просто обзавидуются. 

Романная версия События выглядит так. Во время представления «Фауста» Гуно (ну конечно, ну разумеется, как же иначе? Именно на опере о сделке с дьяволом!) арию примадонны прервал чудовищный грохот. Многотонная люстра из бронзы и хрусталя рухнула в партер. Когда рассеялись клубы пыли, оказалось, что погибла женщина... Так это описано в романе Леру. А что было на самом деле?

20 мая 1896 года на сцене «Гранд-опера» представляли «Геллу» Дювернуа (дьявольщины в ней – ноль). Во время второго акта мелькнула вспышка и что-то чудовищно тяжёлое грохнулось сверху... Публика тотчас решила, что это бесчинствуют анархисты. Партер рванул к выходам, обитатели верхних ярусов попрыгали в амфитеатр. Тенор и сопрано напрасно призывали публику к спокойствию… Наконец охрана театра организовала эвакуацию. Как позже выяснилось, пострадали несколько человек. Ушибы, повреждённая нога... и один раскроенный череп! Погибла 56-летняя консьержка, которую упросила пойти в оперу дочь. Мадам двадцать лет не была в театре и не очень туда рвалась. 

А что на неё упало? Сообщаем: люстра, спроектированная Шарлем Гарнье, на месте. Если бы этот семитонный монстр с хрустальными подвесками в девять ярусов рухнул, погибла бы не консьержка из четвёртого яруса, а полпартера самой изысканной публики. Нет, то была не люстра. Сорвался с чердака один из её 700-килограммовых противовесов. Перегорел державший его трос, противовес пробил настил чердака, пятый ярус и врезался в четвёртый. 

Тут и вскрывается «техника» романиста Гастона Леру. Он, конечно, привирает, но не то чтоб оголтело. Факт налицо − нечто упало и консьержку убило. А как эффектно эта люстра рушится в фильме Шумахера! Если приём заимствован, значит, он работает. Правда, тут же напрашивается следующий вопрос: а как же тогда призрак? Был он, как погибшая консьержка, подземное озеро, как ложа № 5, или не был? 

Были только его останки, и не факт, что именно его. За пару лет до выхода романа в подвал «Оперы» заложили «капсулу времени». Герметичные сосуды с записями голосов великих певцов того времени − Таманьо, Карузо, Патти − поместили под землю (открыть через сто лет!). По слухам, когда создавали хранилище, разобрали стену и обнаружили комнату, а в  ней − скелет человека с асимметричным черепом. Тогда кто-то из старожилов театра и припомнил историю Эрика. Этот мальчик-урод сбежал из цыганского цирка. Вырос, выучился, стал инженером и пришёл наниматься на строительство «Оперы». Грандиозная стройка, как воронка, всасывала гастарбайтеров, а вместе с ними − и все беды мира. На работу Эрика взял сам мэтр Гарнье, восхитившись его чертежами. Но принял почему-то простым каменщиком и отправил строить подвал. Когда театр открылся, Эрик остался в подземелье, соорудив себе жилище, а заодно наблюдал за техническим состоянием подвала. Девушка тоже была. Правда, реальная птичка-певичка не отличалась талантами, а Эрик не был так уж беспросветно уродлив. Две недели возлюбленная прожила с ним в подземных казематах, потом ушла навсегда. Тогда Эрик замуровал все входы в своё жилище и умер. 

История этого героя не была задокументирована. Но её с величайшей охотой пересказывали, добавляя подробности, театральные сплетницы − костюмерши, гримёрши, хористки. У них и сомнений не было, что в запутанной «Гранд-опера» есть параллельная жизнь. Гастон Леру с рвением ищейки, почуявшей дичь, обошёл их всех, ибо для сочинителя уже начали вырисовываться герой и его высокая драма. Унижения калеки, побег на свободу, равнозначный подвигу (цирковые уродцы − хорошие деньги, кто ж их отпустит?), и, наконец, любовь и смерть. И, разумеется, борьба! Эрик боролся, но борьба с роком, как в античной трагедии, закончилась в пользу рока… 

Идём дальше, попутно собирая правила написания бестселлера. Что если в пару к герою поставить золушку? Одарённую сироту, из которой вырастет великая оперная дива? Какими восхитительными красками всё заиграет! Сколько сказок и мифов заработает в мозгу читателя на благо романа! «Гадкий утёнок» Эрик вырастет в диктатора, но в душе у этого чудовища (или/и прекрасного лебедя) зазвучит музыка и любовь. Он станет тайным учителем певицы Кристины Даэ, её Пигмалионом… Это всё, конечно, мифы и сказки Андерсена и Перро, но ведь «сказка ложь, да в ней намёк». История  безнадёжной любви призрака к его красавице − это ещё и твоя история, бессонный читатель, твоя! Кто ж в юности, а иногда и позже, не чувствовал себя гадким утёнком, не пытался навек завладеть чужим сердцем? Кто не пробовал сорвать маску с загадочной персоны? Поэтому мифы и сказки в ходу до сих пор − там всё про нас, ведь про себя мы любим петь, читать и слушать. Себя узнаём в зелёненьких аватарках. А все наши главные порывы давно внесены в анналы культуры, ибо меняется лишь антураж, человек не меняется. 

Бал дебютанток в "Опере"

К примеру, есть миф о любви Психеи к таинственному мужу, который ночью, во тьме, обнимая супругу, заклинает её лишь об одном − не пытаться его увидеть. «Поклянись, иначе конец нашему счастью…» А завистливые старшие сёстры сбивают с толку простушку: «Да он же чудовище с пастью дракона, кому отдаёшь ты, дурёха, прекрасное тело?» И, дрогнув, Психея решает нарушить клятву и ночью, вкусивши могучие ласки, неверной рукой зажигает светильник и видит – о боже! – красавца Амура, безупречного сына Венеры. В испуге роняет горящую лампу, и жидкое пламя обжигает плечо божества. Проснувшись от боли, Амур в слезах на Олимп улетает… Плохая концовка? У Кристины Даэ − не лучше. Ей тоже не стоило обнажать лицо истины, ибо за этим следует наказание. Ведь схема мифа − одна на все времена. 

Пигмалион, Золушка, Психея − далеко не все культурные герои, что посылают нам приветы со страниц романа Леру. По тому, в какой густой концентрации они являются на страницах романа, мы понимаем, что «Призрак Оперы» − творение массовое и потому, в свою очередь, претендует на миф. Ведь что есть миф? Продукт коллективного бессознательного и сгусток смыслов. Клубок корней, которые, множась, плодят образы и сюжеты. Его веками собирают, то добавляя, то отрезая кадры, зато потом он работает как вечный двигатель, как энерджайзер нашей духовной жизни. Энергией мифов питаются книги, картины, фильмы, оперы и балеты. Миф можно спеть, сыграть с помощью кукол, нарисовать как комикс, превратить в компьютерную игру. Он универсален, он любого заставит воскликнуть: и я там был, мёд-пиво пил! Миф берёт отовсюду и раздаёт обратно всем. Примерно так, как сделал Гастон Леру. Надо отдать ему должное, он включил все культурные ассоциации, зацепил все петли, нажал все кнопки читателей. И брал исключительно лучшее − то, что уже прославлено и занесено на скрижали. 

К примеру, французский классик XIX века Виктор Гюго чудесно умел извлекать поэзию из готической архитектуры. В его «Соборе Парижской Богоматери» горбун Квазимодо влюблён в танцовщицу Эсмеральду с белой козочкой в лентах. Ничего не напоминает? Эрик Гастона Леру уродлив, как Квазимодо, и владеет «Оперой» почти как горбун своим собором, но, смертельно влюблённый, жесток и коварен, как настоятель Клод Фролло у Гюго. 

Если учесть способ, которым воспользовался Леру, собрав все «общие места» большой культуры в одном романе, то вопрос «был ли призрак?» встанет в длинную очередь: а был ли Одиссей, Дон Кихот, Фауст, Гамлет, Кармен, Дон Жуан? (Это при том, что боже упаси нас сравнивать талант Леру и авторов одноимённых произведений.) Разумеется, все эти герои существовали. Сначала они были просто необыкновенные люди, а потом превратились в «вечные образы». Эти образы, впрочем, и до Гомера, Шекспира и Гёте разгуливали в легендах, анекдотах и байках разных народов. Их просто гениально отточили, и теперь они наше всё, бездонная копилка культуры. 

Гастон Леру в 1909 году

Но кроме меры таланта Гастона Леру отличает от его блестящих предшественников ещё и упорство, с коим он настаивает на достоверности своего романа. Это ноу-хау сработало. Миф, согласно эффекту бумеранга, начал обрастать убедительными подробностями. Так, как обрастала история о Мастере и Маргарите, которую автор превратил в московский маршрут, где любопытным будут показаны и нехорошая квартира с прописавшимся в ней Сатаной, и скамейка на Патриарших, где сидели литераторы, отрицая Христа, и место, где стояла роковая вертушка, о которую Аннушка разбила свою бутыль. Так и в парижской «Опере» любому желающему продемонстрируют ложу № 5 (табличка из бронзы: loge du fantôme de l'opéra), а гид в автобусе, проезжающем мимо, непременно поведает о знаменитом романе Леру. Многие доверчивые люди до сих пор думают, что билеты в пятую ложу, навечно абонированную призраком, не продаются. Отнюдь. Продаются, просто места там неудобные − колонна закрывает половину сцены. Роман Леру всё продолжает собирать доказательства своей правдивости: нашлась роковая мечта Эрика − певица Кристина Нильсен по прозвищу Шведский Соловей, а на роль злой примадонны назначили амбициозную Аделину Патти. Гастон Леру даже после смерти заставлял верить в своё создание. Верил ли он сам? Очень даже вероятно. И психологически объяснимо. Он с ним сжился, как до него Оноре де Бальзак сжился с придуманным им отличным врачом, к которому взывал на смертном одре. Такое бывает, особенно во времена, когда политики и императоры увлечены революциями и войнами. Тогда на руинах разрушенных домов поднимаются призраки и подпирают пошатнувшуюся веру. Ну а в спокойные времена возвращается здравый смысл. К Гастону Леру, жившему среди войн и революций, он так и не вернулся. Зато автор выразил всю фантасмагоричность своего времени. 

Помимо всего прочего, Леру оставил нам и рецепт бестселлера. Так из чего там делаются вечные книги? Берём отчаянного героя, помещаем в условный промежуток между раем и адом, аккуратно вычерчиваем любовный треугольник двух творцов и одного шевалье, накладываем всевозможные мифы и сказки на схему лучшего романа Гюго и выдаём этот крутой замес за достоверное журналистское расследование. Так и творятся мифы, как лепятся-скатываются части тела снеговика. 

Факельное шествие призрака по миру продолжается. Талантливые интерпретации его судьбы прославляют всех − и  бессчётных Эриков, и Кристин, и режиссёров, и композиторов, и даже кинооператоров. Мало мы всё-таки знаем о призраках! Может, слава Леру и его сотворцов − это не «спасибо» поклонников искусства, а плата призрака «Оперы» за почтение к потустороннему миру? Гастон Леру свой пиетет выразил сотнями страниц и создал миф нового времени. А кто ещё такое сделал за последние сто лет?

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится